Два года, восемь дней

Каждый боксер имеет четкий план на бой ровно до тех пор, пока не получит как следует по роже. И если условно представлять жизнь в виде боксерского поединка, то можно сказать, что в первых раундах я напропускал порядочно, ведь что-то сломалось во мне – неявно, без хруста, незаметно треснуло. И чем больше времени проходит, тем отчетливее я чувствую этот надлом.
Еще недавно я считал себя относительно бесстрашным человеком, без особых фобий и паранойи. Я гордился тем, что без отвращения могу смотреть на то, отчего другие зажимали рты, подавляя приступы рвоты. Я упивался этой жесткостью своего организма, его спокойствием, превосходством и неприхотливостью. Я очень гордился тем, что не боюсь смерти.
Я раскрылся и тут же получил по зубам. Отрезвляющий удар, подаривший вкус крови во рту и страх. Именно в момент первого удара, наверное, и начинаешь жить по-настоящему, действуешь уже по ситуации, с оглядкой, а не по красиво расписанной программке. Но тогда я этого не понял, а сейчас, вдруг, подумалось. Это же не прямая линия – жизнь – это вспышка справа, вспышка слева, удар за ударом, сотни, тысячи, один из которых непременно станет последним, это неизбежно, очевидно, и теперь уже безумно страшно.

Тот длинный разговор на кухне был монологом о ее ударах, констатацией фактов, не вызывающих иных эмоций, кроме гримасы сожаления о том, чего уже никогда не изменишь.
Такая безнадежность, такая тупая, раздражающая обреченность…
И ведь дело не столько в невозможности обернуть время вспять, сколько в отсутствии воли что-либо менять. Последним ударом всегда ломается воля. И тогда же, скорее всего, сделав причудливую петлю, исчезает страх.

Я опустил руки в бессильной злобе и тут же получил по зубам.